– Господь о них позаботится, – отвечал Савонарола.

– Возможно, ты не хотел оскорбить меня, когда пришелсюда с таким предложением; однако мне в это не верится, – сказал Медичи.

Инстинкт подсказал Маку, что этот тощий монах, ворвавшийся вопочивальню Медичи, может помешать его планам и лишить его щедрой награды,обещанной за исцеление Медичи. Поэтому он оторвался от своих колб с бурлящей ибулькающей жидкостью и громко объявил:

– Лекарство почти готово.

– Подпиши пергамент! – воскликнулСавонарола. – Признайся в своих грехах!

– Я молюсь Господу в сердце своем, – медленнопроговорил Лоренцо. – Но эта молитва – не для твоих ушей.

– Я монах, – сказал Савонарола, – исповедь –по моей части.

– Ты горд и тщеславен, – с трудом произнесМедичи, – а кроме того, ты глуп. Убирайся к чертям. Фауст! Лекарство!..

Мак вытащил пузырек, данный ему Мефистофелем. Горлышкосклянки было запечатано, и открыть его, не имея под рукой плоскогубцев илищипчиков, было очень трудно. В те давние времена их имел далеко не каждый, темболее – врач или алхимик, которому подобные инструменты совсем не нужны. ПокаМедичи и Савонарола спорили друг с другом, Мак изо всех сил дергал за пробку,пытаясь сорвать тугую печать с узкого горлышка. Напуганные слуги столпились вуглу, наблюдая за бурной сценой, происходящей между их господином и монахом. Сулицы доносился звон церковных колоколов.

Наконец Маку удалось открыть свой пузырек. Он повернулся кМедичи, зажав спасительный эликсир в высоко поднятой руке.

Но Лоренцо Великолепный внезапно замолчал и откинулся наподушки, попытался приподняться, но не смог. Все его тело напряглось изатрепетало, потом дрожь прошла, и он остался недвижим. Рот его был открыт,невидящие глаза подернулись тонкой мутной пленкой.

Медичи умер.

– Спокойно, спокойно, – пробормотал Мак. –Сейчас…

Поднеся склянку к губам Медичи, он опрокинул ее горлышкомвниз, пытаясь влить ему в рот чудесное лекарство. Жидкость, стекая поподбородку мертвого старика, проливалась на ночную сорочку и на простыни.

Слуги подняли ропот, на все лады ругая незадачливогодоктора, когда Мак, пятясь, отошел от тела того, кто двадцать с лишним летправил Флоренцией. Савонарола склонился над умершим, выкрикивая что-то резким,высоким голосом. Воспользовавшись общим смятением, Мак пробрался к двери ибыстро зашагал по коридору.

Выйдя из дворца, он прошел несколько кварталов; свернув водин из переулков, ведущих к гостинице, где ждала его Маргарита, он на секундуостановился, пытаясь вспомнить, не забыл ли он что-нибудь в покоях Медичи. Емуказалось, что он оставил там нечто важное… Ну конечно! Золотую чашу!

Он хотел вернуться назад. Но было уже поздно. Навстречу емудвигалась целая толпа, и он был увлечен ее мощным потоком. Люди приплясывали,смеялись, кричали, молились, плакали, пели. Они шли на пьяцца Синьориапосмотреть на гигантский костер, обещанный городу Савонаролой. В этот час всежители Флоренции, казалось, посходили с ума.

Толпы людей, охваченных необычным возбуждением наканунепредстоящего торжества, хлынули на улицы. В воздух поднялась пыль от топотамногих сотен бегущих ног. На порогах трактиров и пивных уже дремали пьяные,успевшие осушить кувшин-другой вина с самого утра. Детвора с восторженнымивоплями устремлялась вслед за взрослыми; дети путались под ногами, пытаясьпробраться в самый центр людского потока, шалили, кривлялись, хохотали, швырялимелкие камешки вслед прохожим. Все магазины и лавочки были закрыты – иххозяева, почтенные купцы и разного рода торговцы, сейчас устремились наплощадь, где готовилось знаменитое сожжение предметов искусства. Раздалсягромкий стук копыт – отряд вооруженных всадников прокладывали себе путь черезтолпу. В своих красно-черных мундирах они выглядели весьма эффектно. Мак юркнулв первый попавшийся кабачок, чтобы его не затоптали лошади, и столкнулся вдверях с каким-то человеком, выходившим на улицу в этот самый момент.

– Смотри, куда идешь, парень! – отчитал егонезнакомец.

– Извините, – пробормотал Мак. – Это солдаты…

– Какие, к черту, солдаты? Вы мне ногу отдавили,милейший!

Человек, на которого так неловко налетел Мак, был высок истроен, с правильными чертами лица; он мог бы послужить неплохой моделью дляантичной статуи Аполлона. В одежде его чувствовались оригинальный вкус ипривычка к роскоши: длинный черный плащ был оторочен темным мехом, а на шляпекрасовалось перо страуса – очевидно, этот человек много путешествовал, если,конечно, он не водил дружбу с содержателями городского зверинца. Несколькосекунд он не сводил с Мака пристального взгляда своих больших блестящих глаз,затем сказал:

– Прости меня, чужестранец, но мне кажется, мы ужегде-то встречались.

– Что-то не припомню, – ответил Мак. – К томуже я здесь недавно. Я нездешний. Я прибыл из… издалека.

– Любопытно, – продолжал его настойчивыйсобеседник. – Я как раз ищу человека, который прибыл издалека. Меня зовутПико делла Мирандоло. Может быть, вы кое-что слышали обо мне?

Маку было знакомо это имя – он узнал о Мирандоле отМефистофеля. Князь Тьмы рекомендовал его лже-Фаусту как одного из величайшихалхимиков эпохи Возрождения.

– К сожалению, ничего, – развел руками Мак. Онотнюдь не собирался раскрывать свою душу перед властным чужеземцем,предчувствуя, что излишняя откровенность может причинить ему вред. – Явижу вас впервые, и столкнулись мы с вами совершенно случайно. Вряд ли я тот,кого вы ищете.

– Действительно, со стороны наша встреча можетпоказаться чистой случайностью, – стоял на своем Пико. – Но силоймагического искусства мы можем проникнуть в глубинную сущность того, чтокажется нам слепой игрою случая. Я предвидел, что встречу кого-то на этом самомместе, именно в это время. Так почему бы не вас?

– Как зовут человека, которого вы ожидали встретить?

– Иоганн Фауст, знаменитый виттенбергский маг иалхимик.

– Никогда не слышал о нем, – ответил Мак,сообразив, что настоящий Фауст, или, как мысленно называл его Мак, другойФауст, должно быть, связался со своим флорентийским коллегой – ведь для такогоискусного мага, как доктор Фауст, время и пространство отнюдь не составлялинепреодолимого препятствия, и даже сама смерть отступала перед ним. У Мирандолыбыла громкая и весьма зловещая слава чернокнижника, волшебника и некроманта.Возможно, Фауст ухитрился послать ему весточку через века, разделяющие их.